Секреты крылатых слов и выражений[СИ] - Олифант Олифант

— Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем — не двух, а вечером на трех?

— Человек! — торопясь, выкрикнул Анастас, успев удивиться странному акценту Сфинкса. Что–то неестественное было в том, как она выговаривала слова, как делала ударение.

— Что–то не так, — он уже успел дойти до городских ворот. — Она не понимает, что произносит. Гера заставила её выучить только вопрос и ответ. Вот почему, и отвечать надо только одним словом.

Анастас остановился.

— Эй, — выкрикнул он.

Сфинкс не шелохнулась.

— Ты понимаешь меня? — снова закричал Анастас, уже на финикийском.

Сфинкс лежала, уставясь на дорогу.

— Понимаешь, что я говорю? — повторял на всех известных ему языках, Анастас, возвращаясь. — Эй, ты!

Когда он снова оказался перед ней, Сфинкс удивлённо качнула головой и произнесла.

— Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем — не двух, а вечером на трех?

Анастас рассмеялся, убедившись в своей правоте, но, немедленно ответил, — Человек.

Сфинкс удовлетворённо прикрыла глаза.

— Три месяца пути, чтобы лицезреть мудрого Сфинкса! — Анастас говорил, чувствуя, как в нём закипает раздражение. — Загадки мироздания, вселенский разум, божественная мудрость! Где это всё? Гера просто посмеялась надо всеми, усадив здесь эту кошку с бабьей башкой и единственной заученной фразой. Да она даже по–гречески не говорит. Немытая дура!

Лапа Сфинкса описала дугу, и, подхватив Анастаса за хитон, подняла над землёй.

— Сфинкс нет дура, — с усилием произнесла она. — Человек есть дура.

Выговорив это, чудовище легко, будто котёнка, отшвырнуло Анастаса прочь от себя…

Очнулся он уже под вечер в палатке Фотия.

— Жив, — обрадовался тот. — Я всё видел! Зачем ты вернулся к ней? О чём ты говорил?

— Да, ну её, — пожал плечами Анастас. — Просто обидчивая баба.

ЗА КРУГЛЫМ СТОЛОМ

Согласно легенде, первым, кому пришла в голову идея Круглого Стола, был король Артур. Устранение углов подчеркивало равноправие рыцарей и исключало ссоры и обиды. Легенда, действительно не врёт, хотя, со временем, понятие «сидеть на углу» несколько исказилось. Дело в том, что в эпоху доспехов, немытых тел и грязного белья, это место, наоборот, считалось почётным. Во время длительных заседаний и переговоров, рыцарь мог незаметно почёсываться об угол, испытывая при этом невообразимое блаженство! Артур, пытаясь избежать свар за столом, одно время даже ставил перед собой песочные часы. Когда песок пересыпался из верхней половины в нижнюю, он хлопал в ладони, его двенадцать рыцарей привставали и перемещались на одно место вправо. Так, что посидеть–почесаться успевал каждый.

— Хорошо, что вас никто не видит, дорогой, — сказала ему как–то раз королева Гвиневра. — Выглядите, как клоуны на посиделках.

ЗА ПОЯС ЗАТКНУТЬ

Есть на Востоке традиция, вещь, приглянувшаяся гостю, немедленно преподносится ему в подарок. Отказаться, значит смертельно обидеть хозяина. Нечто подобное существовало и на Руси, только в нашем случае, гость сам брал понравившийся ему предмет и «затыкал за пояс», проще говоря, присваивал. Сейчас это выглядит дико, но в то время, подобный жест был абсолютно естественным. Приготовленные заранее подарки, выставлялись на видное место и ждали своего часа, вещички же, что были дороги хозяину дома, надёжно прятались. Разумеется, что гостю и в голову не могло придти, шарить в сундуках.

Традиция эта, кстати, подразумевала, что людей, стоявших на социальной лестнице ниже хозяина, в гости не звали. Если же вдруг возникала такая нужда, то прислуга ещё в сенях снимала с гостя пояс, тем самым давая понять, что «заткнуть» за него ничего не удастся.

Пётр Первый, сам по молодости много чего «позатыкавший за пояс» в Немецкой Слободе, тростью и плетьми выбивал из своих подданных дедовские варварские традиции. Есть свидетельство, что однажды велел повесить артиллерийского офицера Григория Самсонова на том самом поясе, за который бедняга машинально заткнул табакерку голландского посланника.

ЗАРУБИТЬ НА НОСУ

Это крылатое выражение дошло до нас с некоторым искажением, потому и вызывает недоумение. Разумеется, никто на НОСУ (часть лица, участвующая в дыхании, обонянии) никогда никаких зарубок и засечек не делал. Отметины (зарубки) ставились на «нОсу», которая представляла собой деревянную чурочку, длинной с ладонь. На одном конце просверливалось отверстие, в которое продевался шнурок, а за него «нОса» подвешивалась на пояс крепостного крестьянина. Снимать её строго настрого запрещалось.

Для чего же «нОса» служила? Всё очень просто. Представьте себя Управляющим деревни в сотню дворов. Раз в месяц вам необходимо собрать с крепостных овощи, птицу, мясо, молоко, одним словом, оброк. И, разумеется, кто–то платит исправно и в срок, другие же, в силу лености или пьянства, задерживают выплаты. Как запомнить неплательщика? Ведь эти Фролы, Антипы, Охримы — практически неразличимы. Все, как один, в серых армяках, нос картошкой, глаза голубые, волосы русые, лицо заросло бородой. Не метить же их цифрами! Поэтому и появилась первая платёжная ведомость — «нОса». Заплатил оброк, живи спокойно. Не смог, получи зарубку на «нОсе». В конце квартала по количеству отметок происходит расчёт. Одним почёт и уважение, другим порка на конюшне.

ЗАТРАПЕЗНЫЙ ВИД

Сейчас это звучит несколько странно, но в Древней Руси, иметь затрапезный вид, а, точнее, носить затрапезную одежду, было княжеской привилегией. Ведь чем питался крестьянин? Щи, каша, да по праздникам кусок варёной говядины. Глиняные миски тщательно протирались хлебом, крошки со стола собирались. Чинно, благостно и скучно.

Другое дело, княжеская трапеза. Тут тебе и цельный жареный поросёнок с корочкой, из под которой, при разрезании, брызжет горячий сок. И бараньи рёбрышки, плавающие в огневом бульоне. И румяные гуси, истекающие янтарным жирком. Всё это разрывается на части, отхватывается ножами, отгрызается и откусывается. Жир сверкает на губах пирующих, каплями застывает на бородах. Оглянуться не успеешь, как уделаешь кафтан да порты досадными пятнами. А одна шёлковая рубаха двух, а то и трёх коней стоит! Поэтому и появилась традиция переодеваться к столу в специальные затрапезные одежды, этакие холщёвые халаты. Надел, вооружился ножом и пускайся во все тяжкие. Хоть с головы до ног засалься и зажирься. Лепота.

ЗА ЧЕЧЕВИЧНУЮ ПОХЛЁБКУ

Природа любит поставить человека в тупик. У ювелира рождается гориллоподобный сын с пальцами сардельками, а у кузнеца — субтильная дочь, смахивающая на мотылька. Так и у библейского патриарха Исаака первенцем оказался заросший шерстью и волосами неукротимый Исав, а благочестивый и сообразительный Иаков, выбрался из материнской утробы уже после него.

Едва научившись ходить, старший брат, презрев родные шатры жил в лесах, питаясь мясом убитых им животных. Младший же, блестя умными глазёнками, постигал отцовскую мудрость и добродетель.

— Был бы ты, Иаков, чуть пошустрее, — гладил его по льняным волосам Исаак, — и родись первым, «служили бы тебе народы и поклонялись бы племена».

Изредка, когда Исав появлялся дома, брат пытался узнать, готов ли тот, после смерти отца, взвалить на себя бремя власти и Божьего благословения. Однако, старший, пахнущий кровью и псиной, только устало отмахивался и заваливался спать, чтобы с первыми лучами солнца вновь исчезнуть.

И вот, как–то раз, сваривший себе чечевичной похлёбки с грудинкой, Иаков нос к носу столкнулся с Исавом. Видимо, в последние дни тот голодал и выглядел удручающе.

— Супчик? — жадно потянул носом старший.

— Садись и отведай, — покорно протянул ему миску Иаков. Он с детства побаивался своего диковатого братца.

Исав с жадностью набросился на похлёбку и в минуту, урча и хлюпая, опустошил миску. Иаков сбегал в шатёр и принёс хлеба и мёда.

— А знаешь, — Исав наелся, и глаза его посоловели, — иногда дома не так уж и плохо. Вот, что. Первого же оленя, которого я подстрелю, принесу тебе. Идёт?

— Отдай мне лучше своё первородство, — Иаков и сам не верил, что произнёс эти слова.

— Забирай, — благодушно разрешил Исав и, зевнув, спросил. — А на кой чёрт оно тебе?

— Видишь ли, — понимая, что всё происходит как–то неправильно и, наверняка, богопротивно, — первородный будет нести Божье Благословение, полученное нашим отцом от его отца.

— Неси, раз хочешь, — сонно кивнул Исав.

— Подожди, не засыпай, — занервничал Иаков. — Ещё мне будет дадена власть над нашим родом и двойная часть отцовских владений. Понимаешь о чём я? Власть и земли!

— Забирай, я же сказал, — Исав, откинул полог шатра и скрылся в неё.